Герман встретил кузена и ответил на допросе

Вот въехали в Салатигу – тихий и очень чистенький городишко у подножия гор. На улицах редкие прохожие. Много голландских патрулей. Миновав главную улицу, грузовик свернул в переулок и подъехал к штабу голландской контрразведки, окруженному высоким забором из колючей проволоки. Во дворе стояло несколько военных машин. Группа задержанных мыла грузовики. Герман и Тото обратили внимание на их изможденный вид и следы сильных побоев на теле.

– Слезайте, господа, приехали! – приветствовал их с явной издевкой какой-то сержант. Германа и Тото провели в специально отведенную комнату. По пути они услышали, как из-за двери комнаты, где допрашивали заключенных, донеслись выстрелы.

– Не бойтесь, господа, – процедил сквозь зубы сержант. – Обычная процедура: некоторые арестованные не в меру упрямы, иногда приходится чуть-чуть пострелять. Вот, господа, мы и дошли. Надеюсь, мы подружимся. Советую признаться во всем чистосердечно. Ведь вы не те, за кого себя выдаете. Вы были засланы в наш тыл со специальным заданием. Не так ли? – И сержант похлопал Германа по плечу. Герман и Тото потупились. Да и что было отвечать. Все равно не поверят.

– Один наш человек узнал вас, господа, – продолжал сержант. – Так что не советую запираться. Начнем с вас, господин Тото. Надеюсь, вы будете откровенны...

– Клянусь вам, я бывший учащийся и направлялся в Семаранг для продолжения учебы.

– Ну что ж. Вы, я вижу, не расположены к откровенному разговору. Жаль. А клятвы здесь ни к чему. Ну а вы?..

– Меня зовут Герман. Я не намерен говорить неправду. Мне нечего скрывать. Мы оба прибыли из Джокьякарты. Я родом оттуда, а он из Соло. Мы собирались продолжить прерванное образование. Ведь пришлось оставить школу, так как все воевали.

– И конечно, добровольно? – прервал его сержант.

– Да, то есть не совсем так. Кто не шел добровольно, тот подвергался всеобщему презрению и все равно не мог продолжать учебу.

– Хватит рассказывать сказки! – заорал сержант и, обращаясь к часовому, приказал позвать еще нескольких охранников.

Тото еле сдерживал себя. Он смотрел исподлобья на сержанта и, казалось, в любую минуту готов был броситься на него.

Сержант вышел из комнаты, приказав караульным неотступно следить за арестованными. Через несколько минут он вернулся и заорал на Тото:

– Так с кем ты должен был встретиться в Семаранге?

– Я уже говорил вам: с моим дядей.

– О, ты, оказывается, упрямый. Что же, это хорошо. Я люблю упрямых противников. Так, значит, ты направлялся к своему дяде? – переспросил сержант и, обернувшись к Герману, бросил: – Ты, Герман, знаком с дядей Тото?

Не моргнув глазом, Герман ответил:

– Да, конечно. Его зовут Сумарно.

– Значит, твоего дядю зовут Сумарно? Это правда, Тото?

– Ведь вам же сказали! – спокойным тоном ответил Тото.

– В последний раз спрашиваю тебя, как зовут твоего дядю? – Голос сорвался на крик.

– Вам же сказали...

– Я хочу услышать это от тебя!

– Не все ли равно...

– Так получай же! – И громадный кулак обрушился на голову Тото. Сержант неистовствовал. Он сбил Тото с ног, топтал его коваными башмаками. Выместив злобу, прекратил избиение и, тяжело дыша, опустился на скамейку. Пересиливая боль, Тото поднялся с полу. Все лицо было в крови. Но глаза горели. «Ты можешь меня убить, – говорили эти глаза, – но не добьешься своего».

– Значит, ты хочешь, чтобы я убил тебя?

– Совсем нет. Просто я не люблю повторять одно и то же, – все так же спокойно ответил Тото.

На душе у сержанта было скверно. Начиная допрос, он не предполагал, что какой-то мальчишка сможет оказать ему сопротивление. Стало неловко перед часовыми. И он решил выместить злобу на Германе:

– Как называется твоя часть?

– Господин сержант хочет знать правду, я же не хочу говорить неправду, – начал Герман. – Поэтому как я могу назвать какую-то часть, если я не состою в ней?

– А ты, я вижу, философ... – процедил сквозь зубы сержант и набросился на Германа.

Допрос окончился, и арестованных увели в камеру. Тото еле шел, опираясь на товарища.

Наступила ночь. С гор потянуло прохладой. Тото попытался забыться, но не мог: цементный пол был слишком холоден, все тело ныло от боли.

Герман тоже не мог заснуть. Он думал о том, что не сумел выполнить задание – встретиться с капитаном Кресно и собрать сведения, так необходимые командованию. Уже скоро август, а самое позднее в конце сентября он должен был вернуться в Джокьякарту. Но как тут вернешься...

Его мысли прервал стон Тото.

– Что, больно?

– Проклятый, выбил все зубы...

– Крепись, Тото, – пытался утешить друга Герман.

На следующий день допрос продолжался. Предметом особого внимания стал Герман. Видимо, он вызвал наибольшие подозрения своим спокойствием и выдержкой. Каким только пыткам не подвергал его сержант Джаюсман: электрическим током, крутым кипятком. Но ничто не могло сломить Германа.

Так продолжалось целую неделю. И вдруг их прекратили пытать. Они вначале даже не поверили. Что случилось? То ли голландцы отчаялись выбить из них какие-нибудь сведения, то ли поверили, что они действительно те, за кого выдают себя.

Их перевели в так называемый лагерь интернированных, то есть подозреваемых, но чья вина трудно доказуема. Комендантом лагеря был старшина Кунен, бывший студент Амстердамского университета, попавший в Индонезию по мобилизации. В отличие от своего предшественника, грубого, жестокого вояки, Кунен обращался с заключенными, можно сказать, по-человечески. Свое пребывание в Индонезии Кунен рассматривал как цивилизаторскую миссию и был уверен, что голландцы, если только серьезно захотят, могут принести пользу Индонезии. Кунен был убежден, что война между индонезийцами и голландцами не что иное, как недоразумение. Выглядел он всегда подтянутым и аккуратным. И в лагере с тех пор, как он стал комендантом, стало заметно чище, с заключенными начали обращаться лучше. Страстью Кунена были шахматы, все свободное время он отдавал им.

Читайка:

Слово об Индонезии: